Вот очень необычное 1 сентября – я закрыла в своем центре все массовые направления вроде продленки, они денежные самые, но не судьба. И сегодня, проходя мимо школы, с таким облегчением выдохнула, когда увидела промоутеров с листовками про чужую продленку. Потому что не лежит душа – надо уходить. Везде и всегда.

Текст: Анастасия Муравьева (Беренова), психолог, руководитель darinaekb.ru

А еще я привезла Ане из офиса пианино. И дома у нас круть, радость и какофония. Глядя на нее вспомнила, что в детстве, когда я приходила в гости — если в доме было пианино, просилась к нему. Всегда и всюду. Часами бренчала. Но при этом слуха и голоса у меня не было (а может это придумали злобные учителя?) и вот потихоньку музыка меня интересовать перестала. Радости не стало.

А еще – через год Ане в первый класс. И вот что я вспоминаю про свою школу. Даже не про школу, а про учителей вне ее – мама мне находила именно учителей с большой буквы, благо знала она много невероятно интересных людей. Были у меня проблемы с математикой. Ужасные совершенно. И учительница была почетная и ужасная, у нее столько регалий было, что вагонами вози. В топку. И лицо вечно недовольное, про то, что все дети — сволочи. То, что я тогда считала незнанием, мне кажется, было просто панической атакой. От звонка до звонка. Мама нашла мне тогда репетитора. Она любила математику, жизнь и свою внучку. А еще кота. Кормила меня колбасой и поила вкусным чаем, хвалила и улыбалась. Больше ничего я не помню. Итог – математика в архитектурный институт на отлично, проблем больше с ней не было.

А еще меня водили к учительнице русского языка 10 года рождения. Кажется, даже дворянского происхождения. Она учила по каким-то старинным учебникам и рассказывала совершенно волшебные истории. И одна из них – как она в начале 50-х годов в приемной комиссии в институт была, и нашли там строчку в сочинении «Коллективизация проходила жестоко». Приемная комиссия чуть ли не донос побежала писать, а она встала и сказала «А что, вы разве не согласны?» и экзаменуемого зачислили в институт. Это про масштаб личности. А потом меня водили к другой учительнице русского и литературы – у не было внешне много трудностей в жизни, а умения радоваться — еще больше. И много мудрости и знания. Именно знания – мы много рассуждали, учили стихи, которые сами выбирали, и были совершенно в нее влюблены. И в литературу.
Знаете, что объединяет трех этих учителей? Они все умели быть счастливыми. И любили жизнь и свой предмет. И детей. И умели радоваться. В невыносимые тридцатые. В житейских передрягах. В школе. Везде. Они были живые и по-своему счастливые.

И вот если вдруг случится, что меня вдруг завуч Аниной будущей школы отведет за угол и спросит «А какого вам учителя – построже или помягче?». Я скажу только одно – «Дайте мне счастливого учителя». Остальное мне все равно – пусть она задает килотонны или ничего не задает. Пусть она будет построже или помягче. Экспрессивная или спокойная. Да пусть хоть журналом об стол бьет. Лишь бы она умела улыбаться и радоваться. Искреннее. И ругаться искреннее – ругаться же тоже можно по-разному. Пусть она будет мусульманкой, верить в Кришну или вовсе воинствующей атеисткой. Мне все равно – будет она юной или будет помнить коллективизацию. Мне все равно, какое у нее (его) будет семейное положение. И даже, простите, ориентация. Пусть она будет жить про радость. Остальное приложится. Потому что отчаянно не хватает людей, способных с радостью делать дело. И научить этому. Это не значит — без труда и усилий. Это значит — с радостью.
Любить свой предмет
Любить познание.
Любить дело, которое делаешь.
Любить жизнь.
Я хочу, чтобы научили этому. Остальное само приложиться.