В Екатеринбурге вынесут приговор убийце, застрелившему девушек на Уктусе

В ближайшее время в областном суде вынесут приговор Алексею Александрову, которого обвиняют в убийстве двух девушек на Уктусе. При этом в социальных сетях всё с большей силой разгораются споры о том, действительно ли он виновен. Психолог и соавтор книг про безопасность детей и подростков Анастасия Беренова попыталась разобраться не в последствиях, а в первопричинах того, что привело к трагедии двухлетней давности. Почитайте ее колонку.

— Я обучался в школе № 102 на улице Авиационной в Екатеринбурге, меня распределили в класс ЗПР (детей с задержкой психического развития), там были некоторые личности, осуществлявшие издевательства в отношении меня, это наносило мне урон, который мне нужно было куда-то девать. В связи с чем в 1997 году в моей голове было создано отдельное формирование ЦБВХ (центральный буфер временного хранения), в которое попадал весь полученный урон, — говорится в показаниях Алексея Александрова.

Я не хочу сейчас рассуждать, действительно ли виновен мужчина или это оговор, такие вопросы решают в других местах. И я даже не буду рассуждать о диагнозах. Это тоже не вопрос заочной оценки, хотя я бы задалась вопросом, имеет ли здесь место психиатрия, очень уж его монолог наводит на размышления об этом. Мне хочется найти ответ на другой вопрос: что делать, если буллинг так страшен? Или даже так: как не пропустить такие случаи?

Начнем с того, что буллинг, или травля — агрессивный, повторяющийся конфликт, описать который проще всего метафорой «ты виноват лишь в том, что хочется мне кушать». И, как всякое насилие, травля, особенно если она зашла далеко, может травмировать ребенка. Я намеренно пишу «может» не потому, что оправдываю травлю, а потому, что наличие травмы и/или ПТСР (посттравматическое расстройство) зависит не только от события, но и от устойчивости психики, и от того, какая поддержка или ее отсутствие было дома, и от того, какие иные ресурсы были или нет у ребенка. Поэтому один прошедший через травлю ее тиражирует или вовсе увеличивает насилие, второй — уходит в аутоагрессию (ужасны оба варианта), кто-то справляется и даже начинает помогать другим, кто-то всю жизнь доказывает своими успехами, что может быть лучше.

Поэтому я не оправдываю ни одно насилие тем, что «вот у него в детстве было». Каждый, к сожалению, может стать жертвой или наблюдателем травли, но то, как переработать этот опыт, уже личная ответственность.

«Травля может быть причиной поступка, но не может быть оправданием»

Анастасия Беренова

И здесь возникает еще один вопрос: как помочь в таком случае, если человек понимает, что его агрессия, его поведение здесь и сейчас порождено ситуацией прошлого, как включить сознание и сказать «стоп»?

Есть психологические практики и терапия, где человек может получить помощь, но это всё личные решения. Для того чтобы переработать такой опыт, нужны готовность и внутренние ресурсы. Поэтому шаг № 1 — это возможность вообще говорить о какой-либо помощи: курсы управления гневом, группы поддержи или управления эмоциями. Но самое главное — понимание, что так жить нельзя.

«Нельзя постоянно копить агрессию, направленную вовне или внутрь себя»

Анастасия Беренова

Тут у меня, конечно, вопрос к близким: а разве ничего не было видно (кроме случаев расщепления личности, когда и правда с тобой живет совсем иной человек)?

И тут же ответ. При нашей низкой, увы, психологической культуре, когда мелкие формы насилия (обесценивание, ругань, насмешки) вросли в быт каждого, действительно, не всегда понятно обывателю, какие признаки. Депрессивные эпизоды, внезапные проявления беспричинной агрессии, эмоциональные откаты — можно перечислять очень долго. Поэтому шаг второй — это повышения общего уровня психологической культуры. Вовремя обучить детей навыкам саморегуляции, разъяснять родителям, как не пропустить опасные отклонения, давать ответы на вопросы «что делать». И делать это профессионально.

Опасные отклонения — это не внешний вид и цвет волос и даже не грустные постики во «ВКонтакте». Это неумение, например, управлять той самой грустью или вовсе резкий разрыв с социумом (у керченского стрелка Владислава Рослякова не было аккаунтов в соцсетях — это куда более опасный признак, чем их наличие).

На мой взгляд, неидеальная инструкция на вопрос «что делать» может выглядеть так:

  • Профилактика. Как бы банально ни звучало это слово, но нужна работа по профилактике насилия.
  • Желание и умение руководителей и учителей работать с травлей. Подчеркиваю: умение тоже! Яркое желание изменить мир при отсутствии профессионализма тоже приводит к новому витку травли. Приведу простой пример. Один ребенок «тихушничает», шепчет на ушко гадости другим. Ребята не выдерживают и бьют. Кто в чем виноват? Несомненно, в том, что побили, виноваты побившие. Но, если учитель детально не разберется и не выберет тактику помощи каждому из участников, в том числе в коррекции поведения, травля не прекратится лозунгом «давайте жить дружно». Более того, агрессия может уйти на новый виток. И это только самый простой пример. В работе приходиться разбирать понимание справедливости, инаковости, разумного проявления силы и многого другого.

«Без эмпатии и профессионализма в равной степени такая работа невозможна»

Анастасия Беренова

  • Взрослые! Да-да, взрослые подают пример детям, как бы это ни звучало банально. В школе может быть прекрасная атмосфера, добрый и понимающий учитель, но, если дома ребенок находится под грузом психологического или физического насилия, это не просто ужасно, это гораздо страшнее травли, от которой можно сбежать в другую школу. Более того, ребенок, который приносит такие паттерны поведения в коллективе, сам может стать зачинщиком травли или жертвой.
  • Дети. На самом деле, чтобы не началась травля, дети могут сделать гораздо больше, чем нам кажется. Чтобы в классе был костяк, который может дать отпор и сказать: «У нас так не принято», важно иметь мудрого авторитетного лидера. Чаще всего, но не всегда это учитель, и он может обучить детей, как общаться, как разрешать конфликты, как управлять эмоциями — всё это нарабатываемые навыки. Более того, они нужны всем нам в будущем куда больше, чем зубрежка наук.
  • Работа с начавшейся травлей. Во-первых, помощь всем участникам, в том числе агрессору, в навыках экологичного проявления силы, в выдерживании границ. Во-вторых, разумные меры воздействия. Нет, не «онижедеточки, виноваты взрослые всегда» и не оголтелое наказание виноватого. И уж тем более не наказание руководителя, если что-то пошло не так: тогда он просто будет раз за разом заметать проблемы под ковер.
  • Очень важный аспект как в работе с травлей, да и вообще с насилием, так и с профилактикой ее — ранняя диагностика психиатрических нарушений. Как минимум эта тема должна перестать быть стигматизированной, а в идеале — должна быть система грамотной и доступной помощи, которую не захотят избегать родители, чей ребенок совершает нарушения, будь то агрессивные проявления или, наоборот, из-за особенностей психики попадания в роль жертвы.

Работа с травлей и борьба с насилием — это прежде всего системная практика, которая помогает отдельным людям. Более того, я опасаюсь, что под флагами борьбы с травлей может начаться кампания по изобличению причин чуть ли не всех преступлений, хотя еще раз скажу: это не оправдание, а возможная причина, профилактировать которую можно и нужно. Поэтому вопрос вины — это вопрос для суда. Вопрос причины, вопрос профилактики, вопрос реабилитации — это вопрос ко всему обществу.